Какие условия нужны отечественному бизнесу, чтобы он мог нормально развиваться, почему политика Центробанка противоречит интересам развития предприятий и какие меры должно принимать государство для стимулирования промышленности в интервью «Газете.Ru» в рамках проекта «Экономика роста» рассказал сопредседатель «Деловой России» Антон Даниловов-Данильян.
—Здравствуйте, Антон Викторович.
—Добрый день.
—Недавно Владимир Путин пообещал главе «Деловой России» Алексею Репику, что власти рассмотрят инициативы по развитию несырьевых производств и стимулированию экономической активности предприятий. Что будете предлагать?
—У «Деловой России» масса предложений. Это и предложение по высокопроизводительным рабочим местам — их количество должно быть 25 млн уже в обозримой перспективе. Это и ряд инициатив, связанных с инвестиционным климатом, например, оценка деятельности губернаторов. Для нас встреча с президентом — это важный сигнал о том, что нас слышат.
Новый блок предложений предполагает расширение возможностей инвестиционных фондов, инвестиционных товариществ, предоставление льгот компаниям, которые инвестируют в Россию, не только компаниям, но и физическим лицам, таким как бизнес-ангелы (частные инвесторы, вкладывающие собственные деньги в инновационные проекты. — «Газета.Ru»). Счет идет на сотни инициатив.
Год назад мы презентовали в Воронеже Владимиру Путину книжку «Заводы «Деловой России», и там было чуть более 100 предприятий. Сейчас мы начинаем большой проект «1000 заводов «Деловой России». Мы хотим, чтобы члены «Деловой России» в течение нескольких лет открыли 1000 новых производств. Это должно продемонстрировать, что в России можно работать, и не просто работать, а работать выгодно, удобно, безопасно — эта наша главная триада в последние годы.
—Что нужно делать в первую очередь, чтобы стало «выгодно, удобно, безопасно»?
—Например, не принимать решений по увеличению ставок налогов, в том числе на доходы физических лиц по дивидендам — с 9 до 13%. И наоборот, принять целый комплекс налоговых льгот по новым предприятиям в режиме green field. По новым бизнесам, которые заняты возведением инфраструктуры под новые инвестпроекты, не взимать НДС до того, как соответствующее оборудование введено в эксплуатацию — сделать инвестиционный налоговый кредит. Льготы для бизнес-ангелов — вычеты из ранее уплаченного ими подоходного налога в зачет будущих платежей. Очевидно, что если мы не будем приближаться по уровню налогообложения к другим странам, предпринимателям будет выгоднее вкладывать там.
—Есть ли инициативы по тарифам естественных монополий?
—Необходимо индексировать тарифы естественных монополий и других государственных корпораций по принципу «инфляция минус», то есть они не должны опережать инфляцию предыдущего года. Мы знаем огромное количество резервов, которые у них там есть. Мы прекрасно знаем, как проводят они аукционы и сколько там не совсем заметных нарушений в конкуренции. Зачастую в тарифы закладывается такая себестоимость, которая явно, просто явно, завышена. Выясняется, например, что огромное количество деталей и агрегатов в системе ЖКХ можно не менять, а восстанавливать — у них возникает второй срок службы, причем длинный, и эта работа оказывается дешевле, чем покупать новую запчасть.
Есть так называемые контракты жизненного цикла, которые вовсе не используются. Это когда тендеры проводятся не по цене конкретного предмета закупки, а по сумме всех затрат на срок службы этого предмета. Если вы покупаете светильник, то тендер по цене выигрывает лампочка накаливания, которая через полгода перегорит, а контракт жизненного цикла выиграет светодиодная лампочка, которая служит 10 лет. И вы с ней экономите — и на заменах, и на потреблении электроэнергии, и на проведении новых конкурсов. Частные компании уже заключают такие контракты и ощущают их выгоду.
—Это про «выгодно», а что для «комфортно»?
—Огромное количество инициатив, связанных с изменением регулирования. Не надо, на наш взгляд, заполнять гигантские формуляры отчетности. Особенно малому и среднему бизнесу. Вместо того чтобы контролировать выполнение отдельных технических требований, можно ввести страхование — просто купил страховку и голова не болит, никакие проверки не ходят.
Другое дело, что и страховой рынок должен быть нормальным. Туристические фирмы частично страховали свои продукты, но при этом страховые компании, как выяснилось, не перестраховывались. Поэтому, когда банкротилась туркомпания, застраховавшая этот риск, выяснялось, что неоткуда взять деньги. В мире развита система перестрахования. Когда страховая компания часть полученного от клиента страхового взноса отдает перестраховщику. Если она лопнула — перестраховщик заплатил. Электронные путевки, если продолжать тему туризма. Тогда контролер был бы в курсе всех проданных путевок и следил бы так же, как центробанк следит за банками.
Мы сейчас говорим о добросовестном бизнесе, недобросовестный нас не интересует — умрет, значит, умрет. По оценкам Росстата, у нас 40% «серой» экономики. А в развитых странах — 10–15%. Если такому бизнесу некомфортно — это его проблема. Но тем, кто работает «в белую», административные издержки должны быть минимизированы. По всем ним мы дали предложения, как это сделать.
—Что насчет «безопасности»?
—Мы будем продолжать бороться против регионального фаворитизма, когда чиновники на местах препятствуют входу на рынок чужих для них компаний, лоббируя интересы своих родственников и аффилированных лиц. Часто эти люди организуют проверки. Сейчас мы добились того, что прокуратура будет вести реестр таких проверок. Может быть, кто-то боится прокуратуры, но добросовестный бизнес прокуратуры не боится.
—«Деловая Россия» давно лоббирует реформирование надзорной деятельности в России. Не боитесь ли резкого падения качества товаров и услуг при ослаблении контроля и надзора?
—За качеством должен следить не человек, а рынок. Если ты выпускаешь некачественный, но безопасный продукт, чтобы его продать, тебе нужно продавать его по низкой цене: каждому качеству — своя цена и свой покупатель. Поэтому давайте вообще не говорить о проверках качества, давайте говорить о проверке безопасности. Значит, параметры качества мы сразу полностью выводим из-под контроля и надзора. Значит, никакого значения больше не имеет, какой длины шнур у вашего компьютера, из каких материалов он сделан и в какой цвет покрашен, — главное, чтобы риск нанесения ущерба вашему здоровью был сведен к допустимому минимуму.
Тем более не должно быть никакого контроля за экспортом. Не вы потребляете — не ваши проблемы, уважаемые контролеры и надзиратели. Вы вообще ничего экспортного контролировать не должны. Российский производитель, при желании, может сходить и получить сертификат, если он хочет попасть на другой рынок, и этот наш сертификат на нем принимается. Но в большинстве случаев на других рынках наши сертификаты не принимаются вообще. Так зачем их обязывают получать?
И вообще не следить за инвестпроектом, если он типовой и уже реализован в странах ОЭСР. Например, я закупил завод по производству металлорежущего оборудования — это типовой завод «под ключ». Купил в Германии, например, или в Японии. Так вот если я его купил у производителя, который к этому времени поставил такие заводы в страны ОЭСР, то это значит, что раз уж развитые страны согласились с таким уровнем безопасности завода, то и мы тоже должны согласиться. И не надо соответствовать никаким местным российским нормам. Мы не святее папы Римского. Если этот завод работает где-нибудь в Англии, значит и нам он подходит, значит, не должно быть никаких проверок. Это называется тиражируемый бизнес-кейс и чрезвычайно экономит время и финансы. Проверяйте не процесс и оборудование, а только итоговый продукт — товары этого завода, — безопасные они или нет.
Когда мы будем развитой страной, мы сами будем выдавать такие сертификаты, и они будут приниматься в развитых и иных странах. Только такая хитрость: за рубежом сертификаты выдают частные компании, которые следят за своим именем, и если они выдадут сертификат, который не гарантирует безопасность, то их потом накажут и выкинут с рынка. Они не готовы так рисковать. А наши многочисленные сертифицирующие центры за 1000 рублей выдадут вам любой сертификат. И пока такая система существует, это, во-первых, профанация госконтроля и надзора, а во-вторых, свидетельство чрезвычайно низкого уровня наших сертифицирующих служб. Сначала уровень повысьте, а потом уж амбиции свои по проверкам выдавайте.
10 лет назад мы проводили опрос предприятий — знают ли они все требования, которым должны соответствовать. Ответ был страшный — 94% сказали, что не знают. Сейчас, я уверен, было бы 98–99% таких ответов. Это означает, что наш государственный контроль — по сути профанация.
—То есть вы предлагаете его упразднить?
—Госконтроль надо по возможности заменять на страхование. Не обязательное. Ты можешь выбрать: купить страховку — и тогда тебя будет контролировать страховщик, который придет, оценит риски и выставит счет в соответствии с ними; или выбрать госконтроль. Чем больше будет развиваться такая система, тем четче будет разделение предпринимателей на добросовестных и не добросовестных. Контроль будут выбирать недобросовестные. Потому что платить меньше.
—Всех волнует ключевая ставка ЦБ. Некоторые экономисты в связи с падением курса рубля предлагают еще повысить ее. Бизнес просит этого не делать. Стоит ли в современных условиях говорит о понижении ставки?
—Для нас это вопрос принципиальный. И мы будем об этом постоянно говорить и будем бороться за то, чтобы ставки были низкими. Потому что это напрямую сказывается на обслуживании кредитов. Чем выше ключевая процентная ставка, тем выше ставка, по которой коммерческие банки предоставляют нам кредиты и тем выше дополнительные требования, которые они на нас налагают — залоги, поручительства.
Правильно ли делает ЦБ, повышая ставку в такой период? ЦБ в проекте основных направлений денежно-кредитной политики на 2015 год и период 2016–2017 год признается, что не собирается отступать от курса таргетирования инфляции и ключевая процентная ставка является основным его инструментом. Но ЦБ не влияет на тарифы, ЦБ не влияет на индексацию зарплат бюджетников, сотрудников госкомпаний и пенсий. Значит, ЦБ никак не может влиять ни на инфляцию издержек (это тарифы), ни на импортируемую инфляцию (это курс рубля, который ЦБ «отпустил»). Вывод: из инфляции спроса (эмиссия), инфляции издержек и импортируемой инфляции ЦБ может влиять только на первую, но на две другие-то он вообще не влияет. Потому что ключевая ставка практически никак не влияет на курс рубля. Кстати, рубль — не единственное средство расчетов: мы сейчас наделаем векселей и начнем друг с другом расплачиваться, мы начнем расплачиваться за рубежом валютами, сделки будут формально проходить здесь по низким ценам, а реально — там. У нас в руках масса иных инструментов, которые можно по закону приравнять к платежным средствам. Скажем, можно рассчитываться друг с другом акциями, компенсируя в случае падения или роста курса своему партнеру разницу.
Таким образом, ЦБ добровольно обрекает себя на неисполнение цели по инфляции. Стало быть, когда ЦБ заявляет, что вынужден вновь повысить ставку, мы отвечаем: «Нет, не вынуждены». У вас масса других способов повлиять на инфляцию, вы же даже не попробовали.
Коллеги, а что вы сделали, чтобы снять давление инфляции издержек и снять давление импортируемой инфляции? Может быть, вы облегчите требования к резервам коммерческих банков? Или почему ни в одном документе ЦБ я не видел требований к правительству заморозить рост тарифов естественных монополий? Или немедленно прекратить индексировать зарплату бюджетному сектору? Когда был кризис 2007–2009 годов, мы были чуть ли не единственной страной, которая продолжала индексировать зарплаты и пенсии. Тот провал, который мы в 2009 году продемонстрировали, — минус 9% — это в том числе результат этой политики.
—Что делают ЦБ в других странах?
—У многих из них есть не только цель по инфляции, но и задача поддержки экономики и уровня безработицы. Они используют разные инструменты. У нас же просто вываливается какое-то количество денег на рынок по такой-то ставке, привязанной к ключевой. Замминистра экономического развития Алексей Ведев в свое время сформулировал пропорцию — из каждого рубля 40 коп. идет на отток капитала, то есть на валютный рынок, 40 коп. — на потребительский рынок в виде роста цен и лишь 20 коп. идет на то, чтобы модернизировать производство, то есть на предложение.
За рубежом очень часто выделение происходит под конкретные цели. Банку выдаются деньги под программу. Эти программы изучаются и в этих условиях скорее 10 коп. вывалится на валютный рынок, 20 коп. — на потребительский, но 70 коп. — точно пойдет на расширение товарного предложения, то есть сыграет против инфляции.
—Что мог бы сделать ЦБ?
—Вот скажем, секьюритизация кредитов — когда коммерческий банк предлагает ЦБ выдать ему новые деньги под пакет кредитов. ЦБ должен следить за тем, куда идут эти средства: если вы прокредитуете такие-то и такие-то отрасли, то получите средства. Но вы не торговлю кредитуйте или под оборотные средства, а серьезные производства, которые повысят предложение на рынке и это предложение начнет давить цены вниз. Делает это ЦБ сейчас? Нет, не делает.
Или недавно принятое постановление правительства: 50 млрд руб. на проектное финансирование. ЦБ тоже может принимать соответствующие пакеты сроком на 3 года — впервые наш ЦБ заглянул так далеко вперед — большой прогресс! Ксения Юдаева, первый зампред ЦБ, сама признает, что 50 млрд руб. — это такая мелочь. Действительно, что такое 50 млрд руб. для нашей страны, если каждый крупный проект от 5 млрд руб., и таких проектов должны быть тысячи?
Вот поэтому мы и относимся к заявлениям ЦБ о том, что ему надо повысить ключевую ставку, как к очередной профанации.
—Какие есть возможности у ЦБ повлиять на импортируемую инфляцию, на курс рубля?
—Курс должен быть гибким. Но влиять на него можно не только интервенциями на валютном рынке. Почему такой большой спрос на доллары на валютном рынке при том, что импорт уменьшается? За счет оттока капитала. Надо смотреть на его структуру. Банки выполняют поручения своих агентов, покупают валюту для своих целей, идет возврат прибыли и репатриация инвестиций иностранных компаний, ведущих бизнес в России. Вы где-нибудь видели анализ этих четырех направлений? А ведь это обязанность ЦБ — не просто анализировать, а воздействовать на них. Если «Газпром» хочет купить что-то за рубежом — может это не надо? Ну явно не сейчас это надо делать, ну давайте мы подождем. Если ему денег девать некуда, пусть он здесь чего-нибудь купит. И ЦБ должен кричать об этом: остановите его, он нам устраивает отток капитала! ВЭБ во время кризиса 2008–2009 годов покупал акции наших предприятий — заставили же покупать. Дмитрий Медведев, бывший тогда президентом, был против и называл это ошибкой, но правительство Путина настояло. И что в итоге? ВЭБ и заработал, и фондовый рынок поддержал. Почему сейчас так не делается? Почему не поддержать рынок через тот же ВЭБ или Сбербанк? Почему им не продавать доллары? И с другой стороны, посмотреть, кто выводит капитал, поговорить с ними: мы вам рекомендуем — не надо. Кто-то прислушается, кто-то нет. И кто-то не выйдет на валютный рынок и не опустит курс на очередные 10 копеек.
—То есть при падении цены на нефть мы не рекомендуем покупки за рубежом?
—Госсектор точно должен приостановиться. Да и на частный сектор можно воздействовать. Он же кредитуется в государственных коммерческих банках. «Я тебе выдал кредит, а ты вместо того, чтоб со мной досрочно рассчитаться, туда увел? Э, батенька, нехорошо». Во многих случаях смена собственника полезна. «Кому ты там должен за рубежом? Вот они и будут новыми собственниками. Извини, нам все равно: что ты, что мистер Шмит. Понял? $100 млн назад в банк, а не за кордон».
—Это выглядит не очень рыночной мерой. Такое где-то применяется?
—Всюду. Всюду проводятся встречи с предпринимателями. Вы знаете, сколько у Рузвельта было соглашений отраслевых? Триста. Во время Великой депрессии. Как только кризис прошел — делайте, что хотите. Но когда проблемно, грех не использовать всех возможностей. У них это сплошь и рядом. Кстати, у них не идеологическая внешняя политика, а экономическая. Не только в США, это во всем мире.
—Какой должна быть ключевая ставка сейчас, на ваш взгляд?
—В кризисные периоды ставка должна быть «инфляция минус». Не плюс, а минус, причем существенный. Инфляция будет 8% или даже больше, но вряд ли ставка должна быть больше 5%.
—Одно из наиболее часто упоминаемых структурных ограничений роста российской экономики — дефицит квалифицированных кадров. Как можно с ним бороться? Не помешает ли это открыть 1000 предприятий?
—Приведу пример. Маленький городок, 19 тыс. жителей. Завод — 1300 человек работников. Приходим, смотрим, оставляем 450 человек. Формально в России безработица маленькая, но это из-за низкой производительности труда, которую мы хотим другими нашими мерами повышать и создавать высокопроизводительные рабочие места. У нас одновременно будет высвобождаться огромное количество персонала.
Главное, чтобы была единая информационная система, — то, что мы сейчас с Минпромом начали делать и когда-нибудь сделаем. База поставщиков, база заказчиков, база инвестиционных проектов, база инвесторов. Естественно, из соображений нацбезопасности, для оборонки будет отдельная база.
—Чего ждать от законопроекта «О промышленной политике», в подготовке которого вы активно участвовали? Он уже прошел первое чтение в Госдуме. Что даст этот законопроект российской промышленности и какие поправки будете предлагать ко второму чтению?
—Крайне важный закон. Естественно, он подвергается критике. Говорят, что он не слишком конкретен, не все учитывает. Но мы считаем, что раз уж удалось правительству в своих стенах согласовать этот закон, то нужно его принимать. И желательно с минимумом изменений, чтоб он остался работающим. Правительство подготовило вариант поправок, но это редакционные правки. Главное, чтобы депутаты не внесли ненужных изменений, но пока признаков нет — профильный комитет Госдумы строго держит линию.
В законопроекте заложен ряд очень важных для бизнеса вещей. Специальный инвестиционный контракт — если ты удовлетворяешь четко прописанным требованиям, то получаешь хорошие льготы, налоговые каникулы, «дедушкину оговорку», то есть гарантию государства не ухудшать условия налогообложения и других условий регулирования на срок окупаемости инвестиционного проекта. Информационная база, о которой я только что рассказал. Фонд поддержки промышленности, правда он больше для НИОКР. Целый раздел про оборонный комплекс — раньше наша оборонка фактически не регулировалась такого типа законом.
Дай бог, до конца года примем, а подзаконные акты уже начали писать.
—Что ж, удачи вам. И спасибо, что нашли время для нас.
—Спасибо вам. До свидания.